Рим должен пасть - Страница 82

Проблема неожиданно разрешилась с помощью Гнея, в течении трех часов с ужасом наблюдавшего, как трепыхается в седле его опцион, а потом остановившего солдат и приказавшего одному из них поменяться с Федором скакунами. Авторитет немного пострадал, но зато на этот раз конь оказался смирный и шел прямо. Впрочем, у большинства морпехов случились те же проблемы, далеко не все бывшие рыбаки и ремесленники умели управляться с лошадьми — не катафрактарии, в конце концов. Но, несмотря на это, Гней шепнул своему опциону, бросив взгляд на Памплония, великолепно державшегося в седле и ехавшего впереди центурии, сверкая на солнце кирасой:

— Либурнарий Тарента должен уметь все.

Федор спорить не стал. Должен, так должен, но за смирного коня испытывал крайнюю благодарность. Постепенно он привык, преодолел свой страх, понял, что может удержаться даже в этом примитивном и грубо сработанном седле. Так он и провел весь первый день, в течение которого они неторопливо ехали по отличной, мощеной каменными плитами дороге, начинавшейся сразу от ворот Остии и долгое время тянувшейся вдоль берега Тибра.

Квинт держался неподалеку от своего опциона. Нельзя сказать, что он ездил лучше, но ему с самого начала попалась смирная коняга.

— Хорошая дорога, — похвалил Федор местных строителей.

— Ясное дело, — подтвердил Квинт, — она же лучшая в стране. Аппиева. По ней можно быстро из Рима до самой Кампании доехать, а может, и дальше.

— А до Рима нам далеко, не знаешь? — уточнил Федор.

Из путанных объяснений Квинта, Рима не видевшего, но кое-что представлявшего со слов брата, Федор понял, не очень далеко. Можно за день легко доскакать, значит, примерно километров тридцать. Но Памплоний, похоже, никуда не торопился, несмотря на торжественность момента. Поэтому заночевали они, немного не доезжая до цели, в каком-то постоялом дворе. Довольно приличном и ничем не уступающем заведению в Таренте, где Федор и Квинт недавно проводили время, еще будучи простыми легионерами.

Федор с большим удовольствием сполз с коня и передал его на попечении подскочившего конюха. А затем некоторое время прислушивался к своим ощущениям — не отбил ли себе жизненно важные органы. В целом, все оказалось в порядке, хотя измотался опцион предостаточно.

Само собой они с Квинтом хорошо напились и вкусно перекусили. Правда, за свой счет. Никто не выделил им дополнительных средств на расходы. Вероятно, Памплоний считал, что морпехам вполне хватало того, что им оказана высокая честь сопровождать его персону к невесте. Видимо, по той же причине военный трибун отдыхал не с ними, а на какой-то специально отведенной для него вилле, одной из тех, что в изобилии располагались вдоль дороги. Вообще по многим, казалось бы, довольно незаметным деталям чувствовалось, что они, еще недавно окраинные жители римских земель, попали в самое гнездо цивилизации и постепенно приближаются к его центру.

— Интересно, какая она? — вдруг спросил Федор, когда они с Квинтом наливались отличным красным вином, закусывая его жареным мясом и луком.

— Ты о ком? — Квинт оторвался от еды. — А-а, о будущей жене Памплония? Уверен, она тщедушная изнеженная бабенка, да к тому же с придурью. Какой еще быть дочери сенатора?

— Это почему? — удивился сержант.

Квинт выпил вина и продолжил свои разглагольствования:

— Говорят, она молодая еще. Совсем девчонка, пощупать нечего.

— А ты откуда знаешь? — поинтересовался Федор. — Тоже брат рассказывал?

— Да нет, — ответил тессерарий. — Марк Клавдий Марцелл — фигура видная. О нем много слухов ходит. Ну, сам понимаешь, о его дочке тоже.

— И что рассказывают? — напряг уши любопытный опцион.

— Да всякое, — Квинт откусил сочный кусок мяса и, размеренно работая челюстями, стал рассказывать. — Крепкий старик, говорят, этот Марцелл. Ему сейчас пятьдесят два должно быть. Хороший вояка, тяжел на руку. Чуть что — сразу в драку. Такой шкуру живьем сдерет и не поморщится.

Квинт прожевал, наконец, все, что было во рту, и его голос зазвучал более разборчиво.

— Он еще с пунийцами повоевал в молодости, ну, когда мы за Сицилию с Карфагеном схватились, а потом выгнали их оттуда. За это Марцелл немало наград получил и среди них самую почетную — corona civica — за то, что спас в бою своего брата. В общем, папаша у будущей невесты — герой Рима, хотя и не без придури.

— Это как? — не понял Федор.

— Любит воевать не по науке, а как древние герои, один на один. Аристократ хренов. Или малыми отрядами. Большие армии недолюбливает. Это мне брат тоже рассказывал, зашел как-то разговор о его подвигах. Сейчас же вся сила в легионах, верно?

— Верно, — кивнул Чайка.

— Да и вообще этот Марцелл греков обожает.

— Это как? — изумился Федор. — Как твой овдовевший дедок, что на коров перешел?

— Да нет, ты что, — замахал руками Квинт и чуть не подавился от возмущения, — в этом деле все нормально, он баб любит. Есть, конечно, крепкозадые и среди изнеженных сенаторов, но этот вроде не замечен пока. Женат. Я хотел сказать, что Марцелл очень любит тех, кто с греческой ученостью хорошо знаком. Осыпает их похвалами и почестями. Потому что сам сенатор, говорят, недоучился наукам, хотя и пытался. Слишком много времени на войне проводил. Вот наш Памплоний и блеснул вовремя знаниями, что своей начищенной кирасой. И угодил в зятья к сенатору.

— Свадьбы же еще не было, — осторожно заметил Федор. — А невеста что, согласна?

— А это не важно, — отмахнулся Квинт. — Если папаша Марцелл с Памплонием стакнется, то невесту уже никто и не спросит. А у них, скорее всего, уже все оговорено. Так что скоро начнутся свадебные обряды, и станет наш Марк Акций Памплоний большим человеком. Наверняка в Рим переедет.